g528424551, 3 мая 2011 г., 7:28
На следующее утро Фонни вновь пошла к роднику. В воздухе все еще висело предгрозовое томление, солнце палило, не переставая, из своего огромного раскаленного дула, покалывая кожу сквозь одежду; люди и животные жадно пили по возможности холодную воду, не обращая внимания на боль в порченых зубах, смачивали ею волосы, старались смыть с себя и одежды удушливую потную грязь. На площадке Фонни встретила своего знакомого по детским играм - Норка Телефа, сына лавочника. Он выглядел согласно всем нашим представлениям о древних людях. Думаю, каждый сам представит себе его наряд. Не стоит описывать того, чего не знаешь сам, а одежду вообще трудно описывать. Норк стоял на коленях и гладил какую-то не слишком облезлую собаку. Щеки и лоб у него были в пыли, по которой длинными ручейками скатывался пот, отчего лицо казалось полосатым. По-видимому, он недавно играл с той самой собакой, которая сейчас лежала рядом с ним и подметала землю хвостом от удовольствия. Фонни подошла и наклонилась над ними. Норк наконец-то заметил её и поздоровался. - И тебе… - на этом месте девочка вдруг остановилась, потому что почувствовала, что её что-то щекочет на переносице. Потом ей в глаза ударил яркий белый свет, и она негромко вскрикнула. Очки, одной дужкой зацепившись за ухо, упали вниз. Норк прижал руки ко рту от удивления. Первый раз видел он человека без очков! Он успел рассмотреть белые совиные полукружья, окружавшие глаза Фонни, карие - да-да, карие, тут же зажмурившиеся глаза, - и сверкнувшие на солнце стекла очков. Поборов изумление, он притянул Фонни вниз и надвинул ей на глаза платок. - Ты что, сдурела? Жить не хочешь? - Я… я не специально, - промакая рукавом слезящиеся от света глаза, сказала Фонни. - Они сами. Это, наверное, из-за того, что я ударилась вчера. - Ударилась? - Упала. Затылком. Замок, может, сломался… Норк подхватил очки и протянул ей. - Одевай быстрее, пока никто не увидел. И аккуратнее теперь ходи! Надвинув на глаза нехитрое сооружение, Фонни облегченно вздохнула, Норк вторил ей. - Сходишь к Фараманту. Ночью. Попросишь новые. И никому не рассказывай, а то… сама знаешь, что будет. - Ладно, - испуганно согласилась Фонни. - И про меня даже ему не говори. Понятно? А то вдруг он… - Чего? - Ничего. Пошли пока воды тебе наберу. Норк был хорошим другом, хоть и порядочно трусил. Он проводил ее до дома. Про очки оба они забыли: Фонни - потому, что хотела забыть, Норк - потому что отвлекся. Разговаривали они о том, о чем обычно говорят дети тринадцати лет. Фонни пару раз оглядывалась по дороге, ища кого-то или что-то, но Норк ничего не замечал, лишь окликал, когда думал, что она его не слушает, и рот у него почти не закрывался. Вместо прощания он проговорил: - Только обязательно сходи. Может… может, мне с тобой сходить? Ты из дома-то выбраться сможешь, не нашумев? Фонни немного обиделась. - Не надо. Справлюсь. Ты спи, спи, тебе надо спать, - с усмешкой ответила она. - Не заморачивайся. - Ладно. *** Над городом разверзлись, наконец, тучи. Широкими ведрами носили они противную теплую водицу, проносились по небосводу из края в край, будто жуликоватые воришки, опрокидывая влагу и уносясь обратно к морю, за все новыми и новыми порциями жидкости. Но некому было смотреть в этот час на затянутое синеватой пеленой небо. Город спал. Луна, словно лампа в абажуре, стыдливо и приглушенно горела за мокрой тканью облаков, прикрывая ими свое выпяченное светящееся брюхо, покрытое рубцами растяжек. Потрясая постоянно возникающими и отрывающимися от тучного тела огромными кулаками, из которых вылетали надтреснутые, кривые от частого употребления копья молний, боги продолжали свои излюбленные игрища. Как гладиаторы за крепкой решеткой, они сталкивались друг с другом, отлетали и снова катались по полотнищу неба, на котором лежало уже немало выбитых зубов, ярко блестевших ясными ночами. Но люди не любят смотреть вверх, особенно во время дождя. Некому было судить поединок, некому было решать судьбу проигравших и победивших, никто не кричал, чуя кровь. Некому было насладиться зрелищем. Людей снова обманули, подсунув им вместо величественного грозового неба жалкие и нелепые бои рабов на забрызганной кровью и потом арене. Дождь стучал по крышам, его капли, - быстрые и тяжелые, увесистые капли, - расплющивались о камень, коронами-брызгами разлетались во все стороны. Вскоре умерших частичек дождя скопилось достаточно для образования луж. Нечистыми гнойниками вздувались они на рваных ранах улиц, на ножевых длинных ранах пахотных земель, на ранах умерших в ту ночь на открытом воздухе людей и животных. Фонни, которая должна была сейчас идти к Фараманту, Стражу Ворот, лежала под одеялом и не могла заснуть. Она решила никуда не идти по двум причинам. Она боялась, что ей не поверят, будто бы она не снимала очков, что Страж, фанатично верящий во все, что говорили священники, поведет её к прокуратору (снявших очки или подозреваемых в этом страшном деянии всегда водили почему-то сразу к прокуратору), что ее признают виновной и казнят - казнят, конечно, тихо и скромно, ничего не разглашая, потому что детей казнить запрещается. И была еще вторая причина - Фонни случайно взглянула на небо. Когда была без очков, когда непривычный белый свет ударил ей в глаза. Решетки, уродующей и искажающей все настоящее представление о небе, не было. Это было так странно, что Фонни сняла очки еще раз, дома. Полосы снова исчезли. Они исчезли даже в отражениях неба - на воде, на масле, на блестящих лысинах торговцев. Вообще - везде. Это было странно, это было непонятно, это было безумно. Постепенно Фонни стала приходить к очевидному вопросу. Почему убивали всех, посмевших снять очки? Что за этим скрывалось? Неужели те, чьи корчащиеся в огне лица она не раз видела наяву и во сне, видели то же самое? И как это понимать? Фонни была обычным ребенком, запуганным взрослыми. И она решила, что все это правильно, что это было предсказано древними книгами. Что в ее глаза, беззащитные, не охраняемые волшебными очками, вселился бес, который искушает её. Ей было страшно признаваться в этом даже себе самой. Но мысль все время крутилась где-то рядом, не давала покоя, будто афта в полости рта - стараешься ее не замечать, но язык все время натыкается на что-то соленое и противное, постыдное, на то, что никому не хотелось бы показывать. Девочка несколько раз смотрела на свое отражение в воде старого колодца с непригодной для питья водой. Незагорелые участки вокруг глаз полинявшими заплатками выделялись на золотистого цвета коже лица. Глаза казались маленькими, но их можно было рассмотреть полностью, до мельчайших подробностей, в настоящем цвете (ведь люди всё-таки не рождаются с очками, уж это-то Фонни понимала). Фонни хотела еще посмотреть на изумруды, светившиеся на кончиках башен прокураторского дворца. Какими-то они будут? В конце концов ее сморил сон. Ей снилась неширокая бурная река в крутых, поросших травой и кустарником мягких берегах. Берега потихоньку осыпались, в нескольких местах обнажилась уже глина и камень. На середине потока возникали и тут же исчезали небольшие эфемерные водовороты, иногда плескала хвостом рыбешка. На возникающие в мелкой ряби блики можно было смотреть вечно. Фонни стояла на мостике, облокотившись руками о перила. Вода возникала где-то под ногами и исчезала в невидимой за песчаной косой дали. Мусор, мелкие щепки, покачиваясь и кружась, плыли вместе с водой. Реку не слушались лишь облака, отраженные в ней. Вода текла, текла, уносилась вперед, заманчиво подмигивала и побулькивала, зовя к себе. Вдруг перила куда-то исчезли, и Фонни стала падать, утекать вглубь, в животе что-то замерло. Она сильно испугалась и проснулась. *** - Автор: GOLLUM -
12 
0
Просмотров: 185
Подписок на автора: 2
Поделиться
