g528424551, 21 апреля 2011 г., 8:02
*** Белые плитки, которыми были отделаны стены возвышавшихся гигантскими кусками сахара-рафинада многоэтажек, возвращали лучи солнца небу. Внизу, в тени, было хорошо и прохладно. Из зелени кустов вылетала порой мошкара, на площадке бегали такой же мошкарой дети, задувал иногда пыльный, заставляющий поеживаться из-за выступившего на коже пота ветер. Александр Фишер, гроза, зубная и головная боль, изжога всех местных редакций газет и журналов, шел по прохладной речке среди континента жары - N-скому переулку. Ему было очень нехорошо. Так нехорошо, как бывает человеку, который чувствует, что он не может без чего-то жить. Это точно не была любовь. Как можно влюбиться в человека, которого знаешь уже много лет и никогда не испытывал к нему никаких чувств? К тому же, Злата согласилась дать ему свой телефон, значит, надеется еще встретиться - радоваться надо бы, думать, где встретиться и когда. Ничего такого в голову Фишеру не приходило. Он не понимал себя, не вполне осознавал, чего же именно ему хочется. Каждая секунда смеха Златы казалась ему теперь дороже всех сокровищ Агры, приятным до слез воспоминанием, к которому хочется возвращаться еще и еще. Вот только из памяти уже наполовину стерлись недавние события, с каждой минутой они становились все размытее и размытее, как рисунок на запотевшем стекле. Мозг Фишера просто кипел, пытаясь переварить все свои запредельно невразумительные путавшиеся мысли. Он перебрал в уме всех знаменитых сумасшедших - как выдуманных, так и настоящих. Список известных ему психов начинался Василием Блаженным, а заканчивался Джеком Воробьём. Это, не считая, конечно, Герострата и Диогена, которые, по мнению Фишера, тоже были безумцами. "Повернуться на смехе. Смешно. Редчайший случай! Почему бы мне не вообразить себя Наполеоном? Или Дон Кихотом? Для таких, по крайней мере, наверняка есть описанные случаи лечения". В общем, в голове у Фишера очень прочно засела сегодняшняя "чушь", как он мысленно окрестил свои странные желания. С задумчивым видом он поднялся на свой этаж, открыл двери квартиры ключом, подогрел вчерашнюю курицу, проделав всё это на автомате, и очнулся только тогда, когда непрожеванный как следует кусок мяса едва не застрял у него в горле. Фишер хлебнул чаю, положил грязную посуду в мойку и пошел в свою единственную комнату, - проделывать обычный ритуал, повторявшийся, будто намаз, каждый день по пять и больше раз. Проще, говоря, он зашел сразу на все сайты, где был зарегистрирован, а также просмотрел новости. Потом он, ухмыляясь своей глупости, до вечера читал статьи про сумасшедших. *** Первый раз они встретились у входа в кино. Фишер, не надеясь на своё чувство юмора, взял билеты на комедию. Комедия попалась не слишком смешная, но Злате понравилось, и она даже пару раз наградила Фишера смехом, который тот пил жадно, до капли, как найденный через неделю скитаний по пустыне заблудившийся турист. Потом они гуляли по набережной и ели мороженое. Встречи становились все чаще и чаще, Фишер все больше начинал зависеть от них. Он пытался найти альтернативы, наблюдать за смехом других людей, записал даже смех Златы на карманную цифровую "мыльницу", но ничего из этого ему не помогало. Фишер чувствовал, что он все больше запутывается в собственной лжи, тем более Злата уже считала его своим, явно радовалась, когда он приходил к ней в гости, а когда они в конце концов завершили прерванное в прошлый раз постельное действо, отступать у Фишера уже не осталось сил. Он, как Кортес, сжег свои корабли и бросился с головой в омут. Он все время шутил, развлекал Злату, ставшую для него фетишем, идолом, она то и дело хваталась за живот, болевший от смеха, и думала, что он делает это лишь из любви к ней. Быстро шли дни, прошел июнь, пышущий жаром, как пирог, доставаемый из печки, потом не менее жаркий июль, начался дождливый август. Фишер чувствовал, как изменился он сам. Теперь ему интересно было только одно: смех, смех, смех, Злата стала жить у него, а он, как наркоман, только и думал об очередной дозе. Он не думал теперь ни о последствиях, ни о любви, ни о себе, ни о работе, жил на накопленные деньги и лишь в минуты просветления мучительно страдал от чувства безысходности, как загнанный в ловушку зверь. Жизнь переменилась, когда Злата стала замечать его состояние. Когда по утрам они лежали в постели, Фишер тоскливо смотрел в потолок, думая, что его подруга спит; шутки его становились все хуже и не удачнее, но Фишер смотрел на Злату такими глазами, что она всё-таки выдавливала из себя жиденькие смешки; он никуда ее не отпускал одну, а когда она стояла на своем, молча отворачивался, как обиженный ребенок. Злата не могла даже с ним поссориться как следует, потому что он поначалу все переводил в шутку, а потом, когда этот приём устарел, просто молчал. Он, как Гумберт Гумберт, начал придумывать всякие хитрости, чтобы Злата рассмеялась, но она с каждым днём становилась все мрачнее и мрачнее, а с ней, соответственно, и сам Фишер. Так долго продолжаться не могло. Злате начала надоедать эта навязчивая, как она думала, любовь, настолько эгоистичная, что начинала переходить в альтруизм: Фишер в буквальном смысле был готов на все, только бы у Златы было хорошее настроение. Она пыталась несколько раз переехать обратно к себе, но Фишер всякий раз уговаривал её остаться, хотя в этом не видела смысла ни Злата, ни он сам. Фишер превратился в тряпку, щекочущую ноги Злате Крыловой. Гордость свою он потерял уже после второго свидания, после этого она уже не проявлялась. Он мог лишь жалеть себя и стараться не начать ненавидеть Злату. *** Вечерело. Где-то за плотной душевой занавеской облаков катилось к краю неба солнце. Накрапывал мелкий, почти незаметный дождик, как будто кто-то там, наверху, размахивал во все стороны кисточкой и кадилом. Асфальт потемнел, на кончиках листьев нависли серые капли. Фишер и Крылова снова сидели в автобусе, катившемся в сторону их общего дома, и молчали, изредка перекидываясь короткими фразами. - Не дует? Давай я люк закрою, - Фишер потянулся к мокрой пластмассовой ручке и, хлопнув люком, снова сел. В автобусе стало тише. - Что будем делать? Фишер подумал. - Может, фильм посмотрим? А то можем просто поужинать и лечь спать... - Не хочу спать. Может, сходим куда-нибудь? - Куда? - Ну, это ты думай. - Не знаю... Автобус въехал на мост. По сторонам проплывали забрызганные до середины грязью фонарные столбы и обгонявшие медлительный автобус легковушки, внизу виднелась холодная гладь реки. Фишер сидел печальный и угрюмый, как проигравшийся в карты ловец синей птицы удачи. Он плотно сжал зубы, глядя прямо перед собой. "Это она во всем виновата. Черт, че-ерт, если она мне не встретилась..." - Фишер взглянул из-под бровей на скучающее лицо Златы. "Я не могу от неё уйти. Я не суеверен, точнее, не был таким раньше. Что же в ней такого? Ведьма, натуральная ведьма... Надо мной только смеяться можно. Как же все надоело..." И именно в этот, самый неподходящий момент, Злата сказала: - Знаешь... Саша, я не могу так больше. Тебе не кажется, что нам лучше расстаться? - Нет, - зло ответил Фишер и замолчал. - Видишь, тебе уже не до меня. Ты-то злишься, то просто сидишь. Мне скучно с тобой. Понимаешь, раньше ты был... другой. - Замолчи, - тихо, едва сдерживаясь, попросил Фишер - Злата сказала абсолютную правду. - Ты мне рот еще затыкать будешь? - не повышая голоса, но возмущенно спросила девушка. - Эгоист. - А ты - дура. - Ах, так? Дура? Дура, да? - Ага... - как-то странно посматривая в окно, ответил Фишер. - Именно. - И ты даже не будешь извиняться? Автобус проехал через остров и начал спускаться по пологому мосту к берегу. Мост был прямым, широким и длинным, на нем не стояли гаишники, и не было пешеходных переходов, поэтому водители почти всегда превышали скорость. Дорога сделалась скользкой от дождя, поэтому водитель автобуса не так спешил - такую махину куда труднее затормозить, чем легковушку. - Нет. Зачем? - Вот уж не знаю... Ты же говорил, что любишь меня? - Нет. Не тебя. - И ты только теперь это говоришь? - у Златы на глазах выступили слезы. - Козел... Козел... Фишер встал с места и пошел к площадке посередине автобуса. Там он, истерично расхохотавшись, схватился за поручни и вдруг, внезапно и сильно оттолкнувшись ногами от пола, а руками от поручней, со всего маху врезался головой вперед в широкое окно. То с глухим из-за резинового уплотнителя звуком разбилось. Фишер вылетел наполовину - стекло оказалось крепче, чем он думал, - и большой треугольный кусок стекла, застрявший в резине, впился ему в живот, будто гигантский коготь, и треснул там, внутри. Пару мгновений окровавленное тело, вываливаясь, лежало на оконной раме, пока, наконец, от толчка автобуса ноги Фишера, разбив куски стекла, торчавшие сверху окна, не перекинулись вслед за телом на проезжую часть. Злата услышала стук - будто грохнулся наземь мешок с песком - и увидела темный ком, проплывший под окном куда-то назад, далеко-далеко... Одновременно с падением раздались два истошных женских крика, потом всех с силой кинуло вперед - водитель, увидев в зеркало заднего вида что-то, вывалившееся из окна, резко затормозил. Последним, что увидел в своей жизни Фишер, была тень от тормозившей перед ним машины. ______________ Автор: GOLLUM ______________
15 
0
Просмотров: 155
Подписок на автора: 2
Поделиться
