НЕПОДВЛАСТНА, 13 декабря 2018 г., 20:13
Вопроса я толком не понял, а потому ответить предпочел тоже расплывчато. - Ничего, картина как картина. Статья будет. - Статья, говоришь, - протянул он. - Статью уже выпустили. Я в недоумении пожал плечами. - Интересно, кто ж это так постарался. Шеф протянул мне лист бумаги, распечатанный на принтере. Я быстро пробежал текст глазами. Это была статья одного из зарубежных интернет-журналов, в ней говорилось о том, что в руки директора нашего музея попало уникальное полотно. - Быстро ж слухи разносятся, - хмыкнул я, ознакомившись с текстом. - Дело не в слухах, а в том, что, возможно, мы упустили сенсацию, - с укором произнес "главнолающий" и грустно посмотрел на меня. Эта фенька шефа хорошо была известна всей редакции. Когда он так смотрел, то хотелось в лепешку разбиться, чтобы порадовать его. - Посмотрим еще, кто что упустил, - сказал я ехидно. - Будет вам и статья, и сенсация. - Будет? - взгляд шефа стал похож на взгляд голодной собаки, у носа которой вертят мясной косточкой. - Будет, - твердо заявил я. - Дайте время - и все будет. Я поднялся и решительно направился к двери. Из своего кабинета сделал несколько телефонных звонков и раздобыл телефон жены Владлена Марковича. Я мог бы, конечно, позвонить ему напрямую и узнать у него, но мне пока не хотелось, чтобы он догадывался о моих подозрениях. Супруга Владлена Марковича была младше мужа на девятнадцать лет. Будучи совсем молодой художницей, на одной из выставок она познакомилась с нынешним директором музея искусств и после бурного непродолжительного романа, о котором судачил весь город, вышла за него замуж. Владлен Маркович на ту пору уже был широко известным художником, и его картины очень высоко ценились за рубежом, а посему поговаривали, что вовсе не от большой любви юная Екатерина Александровна вышла за него замуж. После замужества молодая жена забросила живопись и начала активно заниматься светскими мероприятиями, посещать различные фуршеты, открытия, банкеты и прочее. Жизнь светской львицы под крылом мужа вполне устраивала обе половины и текла вполне размеренно. Поразмышляв, как лучше построить разговор, набрал ее номер и после непродолжительной светской беседы попросил о встрече. Назначили мы встречу на три часа дня в одном из популярнейших ресторанов нашего города. Я прибыл за десять минут до назначенного времени и очень удивился, увидев, что супруга директора музея уже потягивает кофе в ожидании меня. На ней был строгий брючный костюм небесно-голубого цвета, безупречная укладка, лицо казалось не накрашенным, но после статьи о косметике, которую я писал полгода назад, мог точно сказать, что на подобный макияж потрачено много усилий. Из украшений на ней были лишь маленькие сережки. Выглядела Екатерина Александровна на двадцать пять, хотя на самом деле была старше лет на десять. - Добрый день, - поздоровался я и приложился к протянутой ручке. - Здравствуйте, Максим... э-э-э… - Просто Максим, - улыбнулся я. - Так, о чем вы хотели поговорить со мной, Максим? По телефону я не поняла сути разговора, - сказала Екатерина Александровна. - Я бы хотел поговорить о вашем муже, - промолвил я. - И о картине, недавно появившейся у него. - Вы будете писать статью о картине? - уточнила собеседница. - Да, именно так, - подтвердил я. - Картина, насколько мне известно, появилась у Владлена Марковича не совсем обычным способом. Человек, передавший ее вашему мужу, пожелал остаться неизвестным. Да и сама картина, по словам Владлена Марковича, является весьма необычной, - заговорщицки произнес я. Я играл роль придурочного репортера, верящего в мистику и прочую чушь, и надеялся, что выгляжу соответственно - полным придурком: таращил глаза, а в нужных местах переходил на полушепот. Надеюсь, мадам мне поверила. - Екатерина Александровна, пожалуйста, расскажите все, что вам известно об этой картине. Супруга директора отставила пустую чашку из-под кофе в сторону, взглянула на меня наивным взглядом и сказала: - Однажды утром картину передал моему мужу курьер из агентства. Несколько дней картина простояла у нас дома, в кабинете у мужа, а потом он перевез ее в музей. Вот и все. Не выпадая из роли идиота, переходя на полушепот, я спросил: - Скажите, а вы не заметили ничего странного, когда картина находилась у вас дома? Ну, может быть, шорохи или звуки, или что-то еще подобное. - Нет, ничего такого я не замечала, - строго посмотрела она на меня, мол, не надо глупости говорить. Но я все же продолжил: - А в поведении мужа ничего не изменилось? Ничего не показалось вам странным в последнее время? Она то ли сделала вид, то ли и вправду задумалась над моим вопросом. Спустя какое-то время ответила: - А ведь и правда, были странности. Владлен часто остается ночевать в кабинете, когда допоздна работает. Засиживается иногда за полночь со всякими документами и экспонатами и спать ложится в кабинете на диване, чтобы не тревожить меня. У нас до сих пор общая спальня, - уточнила она чуть смущенно, - а у меня чуткий сон. Но когда появилась картина, муж, по обыкновению ночевавший в кабинете, приходил в спальню среди ночи. Даже не приходил, а прибегал. Это было дважды, и мне тогда показалось, что он сильно чем-то напуган. На мои вопросы он отвечать не пожелал, а потом перевез картину в музей. И еще... Собеседница помолчала, словно размышляя, стоит ли мне говорить или нет, потом видно все же решилась и сказала: - Однажды Владлен пожаловался, что слышал шаги в то время, когда дома никого не было. - А вы сами картину видели? Не показалась ли она вам странной или необычной. Екатерина Александровна извлекла из сумочки длинную дамскую сигарету, не спеша прикурила и, выпустив дым, ответила: - Видела, конечно. Ничего необычного в картине я не заметила. Правда, полотно старинное, но полагаю, что в этом вся ценность. Проговорив еще с полчаса, мы мило распрощались, светски улыбаясь друг другу. Выйдя из ресторана, я достал сотовый, который стоял на беззвучном режиме. На нем было два "непринятых" от Владлена Марковича. - Максим, срочно приезжай в музей, - даже не поздоровавшись, попросил он. Я заверил, что буду через пятнадцать минут, но образовавшаяся пробка на дороге задержала на целых полчаса. У входа в музей стояла припаркованная машина "скорой помощи", а в дверях я столкнулся с двумя санитарами, которые тащили носилки. На них лежал бледный до синевы Владлен Маркович. Глаза его ввалились, нос заострился, а губы, сжатые в тонкую нить, были синюшного оттенка. Увидев меня, директор музея попытался сесть, но у него ничего не получилось, санитары остановились, а я бросился к носилкам. - О... а... а.., - силился сказать мне что-то Владлен Маркович. Я придержал санитара за рукав и наклонился к директору. - Она... шаги... пришел... мной... - прохрипел он. Глаза Владлена Марковича закрылись и санитары, быстро затолкав носилки в машину и включив сирену, понеслись по городу. Я же направился в музей, размышляя о том, что пытался сказать мне его директор. В кассе сидела пожилая женщина и я обратился к ней: - Здравствуйте, меня Владлен Маркович пригласил, а сам вот... - Минуточку подождите, - попросила женщина. Она опустила окно кассы и через пару минут появилась из бокового коридора. - Вы Максим? - спросила она. Я кивнул. - Меня зовут Эсфирь Львовна. А Владлен Маркович ждал вас. Прямо вот тут, у входа, ходил взад-вперед и высматривал вас. Все повторял: "Где же Максим?!" А потом ему плохо стало, он за левую сторону груди схватился, привалился к стене. Я как это увидела, сразу в "скорую" позвонила. Вот приехали и увезли его. Говорят, с сердцем плохо. - А вы случайно не знаете, о чем он хотел со мной поговорить? - спросил я. - Не знаю, - пожала плечами Эсфирь Львовна, - он взвинченный был последние дни, особенно вчера и сегодня. Попрощавшись с кассиршей, я пошел по музею, в первом же зале на стуле в углу сидела смотрительница. - Здравствуйте, - сказал я. Женщина вздрогнула и привстала со стула. - Добрый день, - произнесла она и добавила: - Хотя какой же он добрый, если директора в больницу увезли. - Я как раз по этому поводу и хотел с вами поговорить, - поспешил я внести ясность. - Он звонил мне буквально час назад, и мы договорились о встрече. Вот приехал, а его на "скорой" увозят. Что случилось? - Говорят, с сердцем плохо стало, - ответила смотрительница, снова опускаясь на стул. - Так, конечно, нервничать-то в его возрасте. - А Владлен Маркович нервничал? И по какой причине? - Причину не назову, поскольку не знаю. А то, что нервничал, было заметно. Мне даже показалось, что он был сильно напуган, - постоянно вздрагивал и оборачивался. И... как будто прислушивался. И еще таблетки стал пить. - Какие таблетки? - навострил я уши. - Я тоже спросила его, что это за таблетки, а он ответил, что от нервов, успокоительное. Но что-то лучше ему от них не становилось. Поведение Владлена Марковича казалось необычным еще двум сотрудникам музея, с которыми я успел поговорить: в последние дни все замечали, что он был сильно взволнован и озирался по сторонам. В редакцию возвращаться я не стал, а поехал домой, принял душ и, соорудив себе нехитрый ужин, позвонил Роману. - Слушаю, - рявкнул друг из телефонной трубки. - Директора музея сегодня увезли в больницу, ты не мог бы выяснить, в какую и что с ним, - попросил я. - Мог бы. Перезвони через полчаса, - гаркнул друг и отсоединился. Перезвонил я не через полчаса, а через сорок минут. Все это время я провел за компьютером, пытаясь найти сведения о картине, что попала в руки директора музея. Но увы, поиски были тщетны, никакой информации о полотне с болотом в интернете найти не удалось. - Ну что там? - спросил я, едва Ромка снял трубку. - Труп там, - ответил он. - То есть как - труп?! Продолжение следует. Автор: я4 0
Просмотров: 312
Подписок на автора: 34
Поделиться
Статья находится в выпуске: Работу работаю